Послушай,
я как-то жил в Париже
под шиферной крышей,
питался жижей и подкожным жиром,
не знаю, как так вышло, что вообще выжил.
Я получился мелким, крутился как колесо в белке,
мне не хватало белков, и глюкозы и места для роста,
зато я марал целлюлозу, любил Спинозу,
вставал в позу, писал остросоциальную прозу.
Но ни одна газетенка за мою работенку
не дала мне и бездомного ребенка,
в общем, жил на овсе и авосе,
В голодных припадках шлялся по паркам,
искал какую-нибудь жраку в мусорных баках
Там я познакомился с Жаном,
хоть и кривым, да жарким.
Жан лапал служанок,
показывал жопу толстым ажанам,
был прожженым пижоном,
утверждал, что работал шпионом.
и был очень милым,
хотя его постоянно тошнило.
мы сошлись тотчас, дружили прочно
гуляли всю ночь и
выбирали места злачней да порочней,
там целыми сутками тусовались с другими ублюдками,
поэтами да проститутками.
В гнездах разврата полно нашего брата,
не докажешь обратного, и все зарплаты
спускались на то, чтобы кого-нибудь лапать,
перерывы лишь на прения и обсуждения, плюнешь - попадешь в гения,
и каждый имеет мнение, у кого какой член да премия,
Там подобрали манерного
Люка.
Люк входил без стука, не подавал руку
курил за себя и за друга, дрался как сука,
на последнем дыхании выбил из бармена признание
ему наливали бесплатно.
И мы решили - берем его в банду,
хоть не с пером, а с пленкой, да что приставать к ребенку,
нельзя же всех под гребенку, да на одну полку,
затем появилась девчонка,
форменная зараза, звалась Франсуазой,
говорила едва, да все путала слова
дала нам по разу и была такова, безобразие,
оставила нас болеть и лечиться минеральной водицей.
Сказали в больнице: чаще мыться, поститься
Меньше развратничать и веселиться,
ходить с унылыми лицами.
В общем, дорогое лечение лишило денег не печенье,
в кошельках было пусто, ни монет, ни капусты,
в кармане поймали руку Виана,
Кулаками убедили гулять с нами, добывать пропитание
он стоял на руках, был на слезах, просто страх
зато при делах и на первых порах
отодвинул неминумый крах.
А я был обузой и грузом, и только ловил музу,
тянул компанию вниз, напивался до риз, ходил юзом,
пока однажды не проснулся, но не веселым, а грустным,
взял карандаш - и вот, антураж, маленький шарж: королева и паж,
- Миледи, мне можно?
- Конечно, но тише
Ступай осторожно
Нас могут услышать.